ворошиловский стрелок
Нэйминг – важнейшее из зол
Ленка по нескольку раз на день замирает на определенное количество секунд между мной и Натальванной. Двойная гарантия качества. Застрахуйте ваши мечты.
Я и вообще внесла некую струю в их «чай вдвоем». Им стало чем заняться кроме. Вчера они помогали мне нэйминговать. Ну, никак не могу я найти название компании, раз, проекта, два. Натальванна с раскрасневшимся лицом бегала по нашей душегубке три-на-два, припадала лбом к стеклу, чесалась лопатками о стены, и неожиданно с девочкиным азартом выудив из сумочки «Путин. Итоги. 10 лет», начала выдергивать оттуда слова: 17,5%, межрегиональный транзиттелеком, черная касса, слияние чиновников с бизнесом, за руку….
- Наташ, вот ты чем сейчас занимаешься?
- Название тебе ищу! Дерипаска!
- Дерипаска??!! – у Ленки слезы капают в чай.
- А чё!!! Как там у тебя: всероссийский кино-медиа… Дерипаска точка ру!
- Бомба! Берем.
А под основным зданием ВГИКа, тем временем, продолжают рыть фундамент. Укрепляют: ретиво, вдруг. Под крепким и не старым еще зданием. И стены, которые всегда были теплыми, пропитанными удивительной человечьей энергией – я всегда поражалась этому их свойству, – сдались, остыли. Саранча непобедима.
Фундамент роют на три метра вглубь: разверзли землю под съемочными павильонами, раздолбали полы, раскрошили подоконники. Раздолбали там, где год назад сделали масштабный ремонт. По испытанной «дорожной» схеме, столь любимой в стране. Мы задыхаемся при закрытых окнах. При открытых покрываются серым светлые лица Эйзика, Герасимова, Пудика, Шукшина и Тарковского.
На наших зубах вприкуску с шоколадом - песок.
Новый ректор взялся за реформирование с министерским размахом. Долбить будут еще пять лет, – до пенсии, - это очевидно. Уничтожат, похоже, и кинооператорский факультет. Пленка – вчерашний день, завтрашний – кино на мобильник. Ректор уже такое заказал, - несколько раз, настойчиво, на университетском совете, - но никто до сих пор как-то не взялся. Друг Ромка, выпускник хуциевской мастерской, предлагает переименовать ВГИК в институт нефти и газа. Потому как всего одна генеральная мысль освещает лица реформаторов: «скорей бы скважина». И скоро они до нее дороют.
Стены начинают давать трещины в самых неожиданных местах. Ханна, округляя глаза, говорит, что перед первой парой своими глазами видела, как один строитель, крадучись и оглядываясь, дабы не попасться на глаза зорким и ставшим крайне мнительными студентам/преподавателям, накладывал белый бумажный «гипс» поверх обоев, а уже к началу третьей пары «гипс» этот рвался под натяжением расходящихся по швам стен.
Ходят упорные слухи, витают по коридорам вздохи и шепоты, что уже этим летом провалимся мы прямо в тартарары московского метрополитена. За грехи наши.
Странно, что трусость не входит в библейские десять.
Ленка по нескольку раз на день замирает на определенное количество секунд между мной и Натальванной. Двойная гарантия качества. Застрахуйте ваши мечты.
Я и вообще внесла некую струю в их «чай вдвоем». Им стало чем заняться кроме. Вчера они помогали мне нэйминговать. Ну, никак не могу я найти название компании, раз, проекта, два. Натальванна с раскрасневшимся лицом бегала по нашей душегубке три-на-два, припадала лбом к стеклу, чесалась лопатками о стены, и неожиданно с девочкиным азартом выудив из сумочки «Путин. Итоги. 10 лет», начала выдергивать оттуда слова: 17,5%, межрегиональный транзиттелеком, черная касса, слияние чиновников с бизнесом, за руку….
- Наташ, вот ты чем сейчас занимаешься?
- Название тебе ищу! Дерипаска!
- Дерипаска??!! – у Ленки слезы капают в чай.
- А чё!!! Как там у тебя: всероссийский кино-медиа… Дерипаска точка ру!
- Бомба! Берем.
А под основным зданием ВГИКа, тем временем, продолжают рыть фундамент. Укрепляют: ретиво, вдруг. Под крепким и не старым еще зданием. И стены, которые всегда были теплыми, пропитанными удивительной человечьей энергией – я всегда поражалась этому их свойству, – сдались, остыли. Саранча непобедима.
Фундамент роют на три метра вглубь: разверзли землю под съемочными павильонами, раздолбали полы, раскрошили подоконники. Раздолбали там, где год назад сделали масштабный ремонт. По испытанной «дорожной» схеме, столь любимой в стране. Мы задыхаемся при закрытых окнах. При открытых покрываются серым светлые лица Эйзика, Герасимова, Пудика, Шукшина и Тарковского.
На наших зубах вприкуску с шоколадом - песок.
Новый ректор взялся за реформирование с министерским размахом. Долбить будут еще пять лет, – до пенсии, - это очевидно. Уничтожат, похоже, и кинооператорский факультет. Пленка – вчерашний день, завтрашний – кино на мобильник. Ректор уже такое заказал, - несколько раз, настойчиво, на университетском совете, - но никто до сих пор как-то не взялся. Друг Ромка, выпускник хуциевской мастерской, предлагает переименовать ВГИК в институт нефти и газа. Потому как всего одна генеральная мысль освещает лица реформаторов: «скорей бы скважина». И скоро они до нее дороют.
Стены начинают давать трещины в самых неожиданных местах. Ханна, округляя глаза, говорит, что перед первой парой своими глазами видела, как один строитель, крадучись и оглядываясь, дабы не попасться на глаза зорким и ставшим крайне мнительными студентам/преподавателям, накладывал белый бумажный «гипс» поверх обоев, а уже к началу третьей пары «гипс» этот рвался под натяжением расходящихся по швам стен.
Ходят упорные слухи, витают по коридорам вздохи и шепоты, что уже этим летом провалимся мы прямо в тартарары московского метрополитена. За грехи наши.
Странно, что трусость не входит в библейские десять.
А о том, что странно, что трусость не входит в библейские десять, я думаю очень часто. И спасибо, что ты напомнила эту тему.